Да, я отчаянный Перводомовец, до невозможности люблю Маглора, читаю все фанфики про него)
Я пробовала написать милый флафф, но так как... в общем, вышло у меня как всегда: "Начали за здравие, кончили за упокой"
Я пробовала написать милый флафф, но так как... в общем, вышло у меня как всегда: "Начали за здравие, кончили за упокой"
Новинка из ЭндорэУже полдень. Ленивые лучи разжаренного солнца неспешно скользят по гладким поверхностям старых статуй в саду. Нерданель пристроилась на скамейке в тенечке, вышивая воротник будущего праздничного платья. Феанаро вот уже почти неделя, как куда-то запропастился. Куда – даже умница Майтимо разводил руками и бодрым козликом перепрыгивал забор, что стоял между двумя резиденциями сыновей Финвэ.
Как только неугомонных Финвионов и иже с ними выдворили из Мандоса, как они ударились в бурную деятельность. Финголфин неожиданно увлекся врачеванием, поэтому, наплевав на высоту своего положения и роста, доставал своего праправнука Элронда. Анайрэ, узрев, какой тут талант пропадает понапрасну, сразу же засадила непутевого мужа за вышивку на воротнике её будущего платья, вознамерившись перещеголять художества
Махтаниэн, которой, видно, сама Мириэль нашептывала в ухо идеи.
Так вот, был полдень. По обе стороны забора на уютных скамейках сидели брат и жена Феанора, впервые за долгое время наплевавшие на оного.
В это время, этот самый Пламенный Дух, швартовался неподалеку от Альквалондэ, все время оглядываясь по сторонам. Убедившись, что никого нет вокруг, он тенью выскользнул из лодки, жестом помахав еще кому-то. Этот «кто-то» вытащил на горбе мешок, пугавший своими угловатыми формами, и скинул к ногам Феанора. Финвион яростно на него зашипел, но тут же умолк и жестом приказал идти за ним.
Так и скрылись они в наступающих сумерках.
- Вот! – Торжественно объявил хозяин дома, вытаскивая из объемистого мешка нечто непонятное.
Куруфин пробился сквозь столпотворение братьев и удивленно воззрился на плод поисков папиного «вдохновения».
Это была массивная, деревянная коробка с некой металлической конструкцией на ней. Несколько странных завитушек, образовывавших выемку для чего-то круглого и тонкого, над выемкой была палочка, до половины покрытая черным лаком с острым концом. А самое удивительное… Коробку венчала гигантская золотая раковина, которой бы позавидовал сам Ульмо.
- И что это? – Недовольно нахмурившись, спросил Карнистир, подергав за странную острую палочку. Поползновение на страшный инструмент было пресечено чувствительным хлопком по пальцам. Сын шикнул и обиженно отвернулся.
- А вот что…- Феанор положил в положенное ему место тонкий металлический диск и крутнул рычаг с боку. Из раковины полилась негромкая музыка.
– Новинка в Эндорэ!
- Так ты был в Эндорэ? – Всплеснула руками Нерданель, даже не зная, плакать ей или ругать непутевого мужа, только-только вышедшего из Чертогов.
Майтимо, тронув верхнюю губу, задумчиво слушал музыку. Сквозь неё как-то отдаленно слышались голоса родителей и выкрики возбужденных выходкой отца братьев.
- …Старина Келеборн помогал мне. Еще бы! Там остались его внуки… Как их бишь их там… - Куруфинвэ почесал затылок, напряженно вспоминая, пока его супруга норовила оттаскать его за уши.
- Так ты еще и Келеборна привлек?!
- …и Макалаурэ, - невпопад сказал Нельо. Нерданель замерла, едва ухватившись за острый кончик феанорова органа слуха. Она вся как-то поникла, осунулась и отошла в тень большой вазы с причудливым цветком из садов Ваны, стараясь раствориться в ней.
- Да. И он, - твердо произнес Феанаро, кладя ладонь на прохладный металл музыкального инструмента. И неожиданно бодро спросил. – Неьяфинвэ, тебе не кажется, что эта музыка знакома?
Теперь он вспомнил. Тогда он был еще Маэдросом, а брат – Маглором. Впрочем, брат наверное и сохранил чужое имя. В музыке фоном был до боли родной перебор струн высокой арфы и легкое, невесомое касание пучка колокольчиков, коими он часто игрался в детстве, еще в колыбели.
Была музыка, но голоса – нет.
- Сыновей Элронда мы так и не нашли. Но мы успели наслушаться престранных слухов о твоем брате, пока разъезжали у побережья. Они остались такими же, какими их привезли еще Артанис и Олорин в конце Третьей Эпохи.
- Мама, - негромко позвал Тельво, одарив женщину солнечной улыбкой. – Он вернется, обязательно вернется. Ты только представь, что он… Просто уехал гулять, вдохновения искать!
- Ты гляди, - рассмеялся в ответ его близнец. – Ты настолько заскучал по нашему рассеянному Кано, который вечно ничего не замечает, кроме порождений своих заоблачных грез, что сам, того и гляди, скоро заговоришь стихами!
Нерданель позволила себе улыбнуться. И правда, Макалаурэ еще совсем ребенком повадился прогуливаться аж до Гаваней тэлери, но всегда возвращался. И в этот раз непременно вернется. Им стоит только дождаться...
***
Аплодисменты. Гул тысячи хлопков в ладоши не утихал десять минут. Люди стояли, восторженно глядя на юное дарование, возникшее из ниоткуда, трущоб Дублина, поразившее весь высший свет своим непревзойденным гением.
На бледном лице играли сиреневые оттенки света софитов, делая его болезненным. Юный композитор держался прямо и сдержанно, в стойке «руки по швам» и гордо выпрямив спину. Не было ни торжественной улыбки, ни тени смущения на промерзлом печалью лице.
Лишь придя домой, в какую-то каморку под крышей и, сбрасывая ненужный костюм и галстук, он облачался в старую, поношенную и заплатанную тунику, растягиваясь на узкой кровати, смотрел за окно, на звезды, пытаясь углядеть Валакирку и в очередной раз воззвать к Элберет.
А завтра он, как обычно, пойдет в гости к сыновьям своего приемного сына, будет слушать об их интересных путешествиях, разведении собак, преимущественно лаек и хаски, а потом, быть может, вволю помечтает о том, как бы втроем переехать куда-нибудь на север, в Скандинавию, где старые люди сохранили в своей памяти сказки об альвах и дварфах.
Все же приятно, когда некоторые истории и предания сохраняются в сердцах навечно…